La paroisse des 3 Ss Hiщrarques et l'Icєne

Разрыв с митрополитом Евлогием

К концу двадцатых годов русская Церковь находилась в чрезвычайно деликатной и сложной ситуации.

« Когда в апреле 1925 года умер патриарх Тихон, Церковь только начинала приходить в себя, после многих лет террора, когда тысячи священников и мирян были физически уничтожены. Но физические преследования не могли предотвратить духовное восстановление Церкви, впервые, через четыреста лет, освобожденной от всяких мирских и государственных обязательств. […] Вопреки постоянной поддержке, оказыва-емой режимом Обновленцам и сектам, […] страдания, перенесенные Церковью, обеспечили ей национальную поддержку такого уровня, какого она прежде никогда не знала » .

Однако « Церковь была практически вне закона. Около половины ее епископов были арестованы или отправлены в ссылку; те же, кто оставался, не могли управлять своими епархиями, где свирепствовали расколы: „Живая Церковь”, „Церковь Обновленная”, „Иосифляне”, „Грегорианцы”, „Истинные православные христиане” и т. д. Главную опасность представлял собою Синод обновленческой церкви, узаконенный и поддерживаемый правительством, к которому он подстраивался изо всех сил. Легализация Церкви была первой задачей, которая встала перед Патриархом » .

Эта легализация требовала, чтобы были « определены отношения между Церковью и Государством в новых условиях. Это было невозможно до тех пор, пока светские власти продолжали видеть в Церкви своего врага: не пойдет ли она против Государства, как только представится случай, например, за границей? Разве не она пыталась, в разгар блокады и голода, помешать признанию западными странами советского государства? Так же, как и клир, епископы за границей, не несли никакой ответственности за свою политическую деятельность, но не обходилась ли „свобода” их слишком дорого русской церкви? » .

« Местоблюститель патриаршего престола, после смерти патриарха Тихона, митрополит Петр Крутицкий — был выслан ; затем был назначен Преосвященный Сергий, митрополит Нижнего Новгорода, который также был арестован на долгие месяцы. […] Чтобы защитить Церковь и четко отграничить церковную сферу от политической, митрополит Сергий, вместе с патриаршим Синодом (по примеру патриарха Тихона) направил митрополиту Евлогию послание, датированное 14-ым июля 1927 года, первый абзац которого требовал от епископов и духовенства за границей дать ему лично расписку ничего не разрешать „в общественной деятельности и особенно в церковной деятельности, что могло бы рассматриваться как выражение нелояльности по отношению к советскому правительству” » .

Monseigneur Euloge Митрополит Евлогий опубликовал этот указ в Церковном Вестнике вместе с проповедью, произнесенной им по этому поводу, в которой он просил « сохранить связь с митрополитом Сергием » […] и остерегаться осуждать его : „Вспомните, как совсем недавно осуждали покойного Патриарха Тихона […] ; поберегитесь преждевременно осуждать митрополита Сергия. […] Для нас очень важно, скажу даже больше — необходимо сохранить единство с нашей Матерью, русской Церковью. […] Только на ее спасительном лоне наша церковная жизнь может развиваться нормально, только в этом единстве мы находим моральную поддержку, незаменимую во всех испытаниях. […] Если глава нашей иерархии говорит нам, что политические выступления духовенства за границей приносят матери Церкви вред, последствия которого трудно переоценить, если она дорого расплачивается за это там и страдает, […] тогда, конечно, из любви к ней, мы должны отказаться от выступлений, чтобы не быть для нее обузой, особенно в этот трудный и ответственный момент, когда она начинает приходить в себя. […] Если дело митрополита Сергия чисто человеческое, оно погибнет, если же Божественное, […] берегитесь, чтобы вам не оказаться и Богопротивниками (Деян., V, 38-39). Господь вскоре сделает все явным » .

Будущий архимандрит Сергий, в то время Кирилл Шевич, писал в октябре 1929:

« Главным орудiем ея [советской власти] борьбы с Церковью было обвиненiе в политической нелойяльности, в участiи в политической борьбе против существующей власти. Этот пункт был наиболее уязвимым для Церкви, если бы она настаивала на политическом непрiятiи новой власти, если бы открыто заявила о том, что продолжает не признавать эту власть и будет призывать свою паству к политическому противленiю ей, то тогда большевикам легче было бы учинять разгром церковной жизни Русского Народа, легче было бы лишать его всякого пастырского руководства и благодаря этому усиливать процесс его ухода от отеческой веры в безбожiе и в угрожающе усиливавшееся сектантство, лучше умевшее с самого начала революцiи принаравливаться к новым условiям жизни. […] Но ея [Правоставной Церкви] мудрые и самоотверженные руководители, прежде всего сам Патрiарх Тихон, нашли в себе достаточно духовных сил для того, чтобы, пожертвовав многим, что было для них дорого и привычно, иметь мужество отказаться от политической позицiи и вывести Церковь из взбаламученного моря политических страстей.

Патрiарх Тихон и его преемники, сумевшие несмотря на все препятствiя и соблазны, вывести Православную Церковь из политической борьбы и занять новую, чисто религiозную позицiю, тем самым выбили из рук врагов Церкви их самое мощное оружiе — возможность бороться с Церковью, как с политической организацiей. »

« Однако митрополит Евлогий потребовал уточнений, о том, как следует понимать слово „лояльность”. Сам он, его клир, так же, как и его паства, не были советскими гражданами, как же можно было требовать от них покорности законам чужого правительства ? „Я обязуюсь, — писал он, — настаивать на избранной нами позиции, в согласии с предписаниям его святейшества Патриарха Тихона о невмешательстве Церкви в политическую жизнь и воспрепятствовать тому, чтобы подчиненные мне церкви превращали свои амвоны в политические трибуны”. Митрополит Сергий ответил письмом, в котором он объяснял, что „термин лояльность вовсе не означает следования советским законам” и что, помимо прочего, он не настаивает ни на каких точно сформулированных обязательствах. И когда, позже, все духовенство, за исключением двух-трех священников, приняло на себя эти обязательства, митрополит Сергий выразил согласие, по просьбе Преосвященного Евлогия, чтобы эти документы не посылались ему, но оставались в парижской епархиальной канцелярии. […] Отношение митрополита Евлогия было в этот период, как мы видим, [согласно позиции, выработанной ранее по отношению к „Синоду за границей” ] канонически верным » , и представлялось доказательством неизменной верности Московскому Патриарху.